Сергей Калашников - Там, за поворотом [СИ]

Потом для проверки своей гипотезы пропустил через лабиринт Тёплого Ветра (фантазёр) и Жалючую Гадюку (логик). Третий испытуемый, Неудержимый Лось, едва понял, что тут нужно не просто идти, а ещё и что-то соображать и в чём-то разбираться, пошел напролом, вышибая всё, что мешало движению, могучими ударами руки, ноги, плеча или задницы.

Это человек, руководивший успешным одомашниванием северных оленей, если кто-то забыл. Короче, он не только обиталище духов разломал, но и мою теорию.

- Ты, Барсучок, почему мне не сказал, что олени, когда перестали бояться людей, так начинают держаться вблизи дымящих костров. Тебе что, духи про это не сказали? - спросил он меня.

- Так они же и сами об этом не догадывались, - бросился я на защиту сакрального.

- Вот. Тупые они, твои "невидимые существа", или ты их сочинил, а сам не додумался до такой простейшей вещи, что животина бедная от гнуса себе места не находит, вот и жмётся туда, где этой напасти поменьше.

Услышав столь безапелляционное мнение, я успокоился насчёт своих выводов, относительно интеллекта Неудержимого Лося, и записал вождя охотников на мамонты в фантазёры. Потому что сбезобразничал он не от тупости, а оттого, что ради каких-то придуманных духов терпеть реальные неудобства отказался категорически. По здешним местам - это натуральный бунт, безжалостный и беспощадный. То есть, передо мной - высокой твёрдости духа выдумщик.

На этом я и успокоился насчёт своих попыток отыскать для каждого человека путь, соответствующий его призванию. Нет у меня для этого достаточной подготовки.

Зато имеется огромная неясность с тем, как нашему сообществу избавляться от паразитов. Имею ввиду не только от воров или грабителей, но и тех, кто пользуется положением в обществе для решения каких-то своих целей, не важно: вредных или безвредных. В старой моей жизни подобные явления были весьма значимыми и лучше всего определялись словом "привилегии". Были среди них и явные, специально созданные для властей предержащих, и тайные, основанные на круговой поруке во всех эшелонах власти. И откровенно преступные, вроде покупки холодильника для заводской лаборатории с последующей установкой его у себя дома.

Признаюсь прямо - признаков паразитизма я в окружающем меня мире не обнаруживал. И это был очень тревожный симптом. Я ведь вырос в этой среде, и её реалии стали для меня привычными. Отношения между людьми казались естественными настолько, что я не примечал даже очень значимых вещей. Скажем, на такое важное обстоятельство, как свободный выбор партнёра, предоставляемый женщине обществом бродячих охотников-собирателей, моё внимание обратила жена, произошедшая из общества других охотников - оседлых. Она приметила разницу. А я не могу обнаружить признаков явления, распространённого, если верить литературе, во все времена среди всех народов - стремления жить за счёт усилий других людей.

И только после этого я осознал, что именно бродячему сообществу в наибольшей степени присущи важнейшие черты: честность, априорная доброжелательность к незнакомцам, готовность к сотрудничеству и альтруизм. Детские, конечно, качества. Но дающие прекрасные условия для быстрого развития маленькой общины.

Вот теперь я и напрягся, вспоминая методологию самого передового философского учения - диалектического материализма, полагая необходимым приложить её для исследования того, для чего эта наука создавалась - человеческого общества. То есть, нужно было действовать чисто научно. Отбросить эмоции и проанализировать голые факты.

Три формации доступны мне в настоящий момент, если рассматривать их в природном виде, без учёта моего прогрессорского влияния. Бродячие охотники, оседлые охотники, и земледельцы, тоже оседлые, ясное дело. Это я имею ввиду праттов. И, если с людьми из первых двух сообществ я немало общался, то с последним ознакомился, побеседовав с несколькими учениками, не так давно к нам прибывшими. Конечно, не все детали таким способом выяснишь, но отношение к женщинам, собственности и предрасположенность к действиям, не дающим очевидного выигрыша в обозримой перспективе, выявить не слишком трудно, выслушивая ответы на вопросы об обычаях и традициях.

Так вот. В праттском сообществе женщины - ценный ресурс. И признаков матриархата в отношении к ним я не обнаружил. Скорее, это важнейший вид домашней утвари, принадлежащей мужчине, как и дом, и огород, и участок поля. Во всяком случае брачные традиции наводят именно на такие мысли.

У оседлых охотников эта тенденция выражена слабее, хотя случаи выдачи девушек замуж по выбору родителей отмечаются достаточно часто. А количество жён, как и размер дома, служат признаком статуса.

Зато у бродячих мужчина и женщина воссоединяются когда и как захотят и остаются вместе только до тех пор, пока им это нужно. Чаще всего - на всю жизнь. Но уход мужчины из семьи не оставляет женщину обречённой на гибель, потому что она - член рода, где имеет и крышу над головой, и пищу из общего котла, и детки её этому самому роду нужны. Надо признаться, что уход мужчины, чаще всего, связан с его гибелью, потому что, случись у него новая любовь, обычно это означает появление второй жены. Или третьей.

Вот каким образом налажена у бродячих семейная жизнь. Как будто нарочно всё заточено под то, чтобы детки рождались и вырастали. Чтобы женщины не боялись беременеть, опасаясь остаться без средств к существованию. В понимании меня, когда я только тут появился, это были дикость и разврат. Теперь же, подумав и присмотревшись, я подметил и глубокую целесообразность сложившейся системы. Да, сноха считается принадлежащей и брату мужа, и его отцу, да и деду, коли тот ещё жив. Но эта принадлежность не обязательно связана с близостью, потому что женщина запросто и благоверному может отказать, если не в настроении. Это больше связано с совместным ведением родового хозяйства, чем с деторождением. Часть технологии выживания при постоянном риске гибели добытчика.

Имущество рода слабовато привязано к отдельным владельцам. Даже одежда меняет хозяина в зависимости от обстоятельств, не говоря об утвари, которой пользуются все, не задумываясь о том, чьими трудами она тут появилась. Главное же, для моих рассуждений то, что внутри рода понятие меркантильности не формируется, а паразитизм давится старшим родичем со страшной силой. Вплоть до изгнания. Лодыри, дармоеды или неслухи - кому же они надобны?!

Вот за эту мысль я и зацепился, потому что вся история цивилизации, это и есть развитие и совершенствование паразитизма. Не знаю точно, в какой последовательности это возникало, но и жрецы, требовавшие жертв богам, и защитники разного рода, требовавшие дани за крышевание, и откровенные воры или грабители - это всё имеется и сейчас, в дремучей глубине веков, куда занесла меня нелёгкая. Даже, наверное, жулики есть… хотя, более всего на них похожи именно жрецы.

Так вот. Чем дальше, тем этого паразитизма становилось всё больше и больше, что отмечено и вехами свершений великих завоевателей - самых циничных и наглых паразитов. И совершенствованием религий, стремившихся научные знания упрятать под покрывалом сакрального, дабы искушённо и мудро пудрить мозги народу, объясняя свои запросы волей сверхъестественных существ - собирая пожертвования или церковную десятину. И ещё одним великим жульством стала финансовая система, но её становление оказалось возможным именно благодаря развитию двух первых изначальных форм: шантажа применением силы и откровенного обмана-запугивания.

Естественно, паразитам необходимо было координировать свои действия, поскольку пользовались они результатами труда одной и той же части населения - созидающей. Отсюда и поговорка о том, что плохих людей намного меньше, но они лучше организованы. В моём старом мире церковники, военные и финансисты друг друга поддерживали перед лицом широких народных масс, а сами между собой боролись за власть, стараясь, по возможности, не слишком ярко это проявлять на людях.

Разворчался я что-то. А у меня, между прочим, зреет антипаразитическое решение. В общем виде его смысл - хорошо организовать хороших людей. И, кажется, я не слишком для этого опоздал, сместившись назад по шкале времени. Есть ещё за что побороться, тем более, что уж чего-чего, а влиятельности у меня дофига. Не меньше, чем у директора школы в книжке про мальчика, который выжил. Того самого, что написал большинство законов по которым жило неслабое самодостаточное сообщество, страдавшее от могущественного паразита, которого само же вырастило и вскормило.

Итак, основным отличием столь полюбившихся мне кочевых охотников от всех остальных является их бродяжничество. Тот самый летний туризм, напрочь отключающий на четыре тёплых месяца все производства, более-менее, ритмично работающие тоже только четыре месяца, пока лежит снег и трещат морозы. Остальное время нашу зарождающуюся промышленность натурально колбасит. То есть - кто в лес, кто по дрова. Одни уже ушли, вторые ещё не пришли, третьи укладывают вещи… бардак.